Дети Новосельцевых

Фильм «Нелюбовь», на мой взгляд, не просто лучший фильм Звягинцева, но лучшая современная притча о нашем обществе. И финал фильма с пропагандистской телеистерикой, которая объединила разведенных, неслучаен: люди, которые не умеют любить друг друга, с удовольствием начинают ненавидеть абстрактного общего врага. И значит, ими легко манипулировать, значит, страна еще какое-то время будет бежать на месте, как главная героиня фильма в спортивном костюме, подстегиваемая, увы, нелюбовью.

Конечно, пропасти разводов, в которых пропадают лишние дети, встречаются далеко не только в России — но кто сказал, что наши проблемы уникальны? Россия проходит примерно тем же путем, что и остальные страны «христианского мира», каждая со своей скоростью и в свое время.

Упрекать Звягинцева в отсутствии патриотизма настолько же нелепо, как упрекать в нем Гюго, Диккенса или Ремарка.

Лучше попробовать понять, откуда появились эти люди, не умеющие и не желающие любить, которых нам показывает Звягинцев. И он дает свой ответ: главную героиню тоже никто не любил в детстве, а ее отношения с матерью-пенсионеркой трудно назвать иначе, чем кошмарными. И как сложно свободно заговорить по-китайски человеку, который никогда не слышал этого языка и не бывал в Китае, так сложно любить своего ребенка женщине, не испытавшей материнской любви.

Историю отца мы толком не знаем. Но у меня есть своя зрительская догадка — я уверен, что Звягинцев с ней не согласится, как и большинство читателей этой статьи, но имею же я право на свой личный взгляд! Итак, герой «Нелюбви», полагаю, упомянут в финале любимого фильма моей мамы. Это третий мальчик Новосельцевых из «Служебного романа».

Подождите, подождите возмущаться! Вы лучше пересмотрите «Служебный роман». Кто там в центре внимания, на самом деле? Кого показывают дольше и подробнее всего в этом фильме, как и в «Нелюбви»? Город. Москву, но это не очень даже важно, какой. Это просто большой и не всегда уютный город, в котором бывает разная, но обычно плохая погода (и в «Нелюбви» постоянно так же). Но из него некуда деться, его приходится любить, к нему приходится приспосабливаться. А героям «Служебного романа» это дается непросто.

Им около сорока в конце семидесятых, они родились в ранних сороковых, как, кстати, и мои родители (1940 и 1941). Значит, раннего детства у них практически не было. Отцы были на фронте, и не все оттуда вернулись, а кто вернулся, нередко завел новую семью, как оба моих деда, — слишком много было пережито за четыре огненных года, чтобы вернуться в довоенное счастье. Матери спасались в эвакуации, работали по пятнадцать часов, заботились только об одном: чтобы у детей был кусок хлеба и теплая одежда. Остальное не успевали.

Но дело не только в бедах войны. Судя по отчествам героев — Прокофьевна, Ефремович, — их родители были горожанами первого поколения, вернее всего — крестьянами, выдвинувшимися по партийной или хозяйственной линии. Так и моя мама была дочерью партийных работников, крестьян Тверской губернии. И даже не в отчествах дело: в первые десятилетия советской власти вчерашняя деревня буквально заполонила собой большие города, просто статистически вероятна именно такая семейная предыстория наших героев.

Они первое городское поколение, как и моя мама. Фильм начинается с монолога Новосельцева о том, как все-таки трудно ему жить в этом городе. Но деревня ему уже вовсе чужая.

Город на них сидит, как на Людмиле Прокофьевне новое платье: вроде и хорошо, но уверенности нет.

Старые образцы поведения разрушены уже полвека как, потом был период выживания, теперь можно наконец жить спокойно и нормально: ни войн, ни репрессий, ни голода… Но навыков жизни нет.

Социальная мобильность нулевая. Люди, вместе учившиеся в институте, обречены встречаться в небольшом количестве учреждений по их специальности (моя мама сменила место работы один раз в жизни). Так крестьяне из года в год встречались на одном и том же покосе в июньский полдень.

То же относится и к личной жизни. Олечка, «женщина к сорока» (в деревне ведь это уже почти старость), неловко играет в свою подростковую влюбленность. Жить как красивая и взрослая женщина она не умеет, соотносить свои фантазии с реальностью — тоже. Новосельцев в роли одинокого отца смешон и неэффективен, он вообще не понимает, как это, его деды так не пробовали. Но очень старается.

Наконец, Прокофий Людмилович, как называет ее Новосельцев, — по жизни отличница и строитель коммунизма. Единственный, кто нашел себя в этой новой городской жизни, но ценой убийства почти всего человеческого в себе. А и немудрено.

Слишком опасно в предшествующие десятилетия было оставаться просто человеком, надо было стать железной и неуязвимой.

Так что Прокофию Людмиловичу недостаточно сказать «походка свободная, от бедра». Ей, по нынешним меркам, годами надо ходить на какую-нибудь йогу, снимать телесные зажимы. И параллельно — к психотерапевту, осознавать свои проблемы и прорабатывать их. Только йога была тогда подпольна, а психотерапия отсутствовала. Но ведь мы, если захотим, отправим ракету на Луну, если захотим — реки повернем, если захотим — походку свободную забацаем.

Ан нет. Лягушка превращается в царевну от одного поцелуя только в сказках, да и все лучшие фильмы Рязанова по сути — сказки развитого социализма. Вы скажете, что глубокая влюбленность преображает человека, и это совершенно верно. Но она его ничему не учит, она дает лишь стимул и ресурс для перемен. Над самими переменами надо уже долго и упорно работать.

Долгим поцелуем заканчиваются мелодрамы, но не жизнь. Что же будет дальше? «Через девять месяцев у Новосельцевых было уже три мальчика». Этим заканчивается фильм. А прямо перед этим таксист спросил Анатолия Ефремовича: «Куда едем?» Тот ответил: «Прямо».

А куда, в самом деле, было им ехать? Только по известной колее. Разменивать две квартиры на одну. Решать вопрос с начальством: что это за семейственность развели в статистическом учреждении? Бороться с Самохваловым, который заменяет Людмилу Прокофьевну на время ее декрета. А еще мотаться по очередям, ожидая, где что «выбросят», занимать до получки, потому что двух зарплат на семью из пяти человек не хватало никак, крутиться, как и все. Выживать в большом городе.

И я задам очень простой вопрос. Эти двое хороших людей, которые так смешно, нелепо и скандально любят друг друга, которые все силы и все время будут отдавать построению коммунизма и одновременно сносного личного быта, эти двое страшно недолюбленных и на самом деле невзрослых людей — смогут ли они передать своим мальчикам опыт бережной любви, безусловного принятия, семейного покоя?

Вопрос риторический, и дело не в том, что они плохие люди, Анатолий Ефремович и Людмила Прокофьевна. Плохой там Самохвалов, который как раз умеет и любит жить для себя и своих близких.

Дело в том, что нельзя передать своим детям в наследство то, чего у тебя никогда не было и нет.

Итак, мальчики Новосельцевых — уже второе поколение горожан. Младший как раз подходит по возрасту на роль героя «Нелюбви». Им все уже понятно до донышка в этом скоплении людей и домов, им легко и комфортно в жизни. На внешний взгляд. Не хватает только любви, и можно ее искать в престижном потреблении, в работе, в алкоголе, в смене партнеров, наконец. А их дети… Что дети? У них же все есть, чего им не хватает…

В этой череде недолюбленных радует только одно. Каждое следующее поколение идет значительно дальше предыдущего и дает своим детям больше. Может быть, осталось совсем немного до того общества, где норма все же — любовь к своим ближним, а не к телефантомам.

Но есть и будут потери. И фильм Звягинцева просто напоминает, как страшна даже малейшая из них.